Образ времени в романе Людмилы Улицкой "Зеленый шатер"

Цели и задачи работы Людмила Улицкая — одна из самых ярких фигур современного литературного процесса. Её творчество в последние годы привлекает к себе всё большее внимание исследователей и читателей. Проза Л. Улицкой — одно из самых ярких литературных явлений рубежа ХХ – XXI веков. Популярность произведений писательницы свидетельствует об актуальности затрагиваемых ею проблем. В её произведениях отражается большинство знаковых событий современного литературного и исторического процесса. Автор в своём творчестве затрагивает целый ряд таких «вечных» вопросов, как нравственность и религия, вера и цинизм, любовь и долг, честь и достоинство и другие, одновременно ориентируясь на доступность восприятия текстов и на их глубинный философский смысл. Творчество Л. Е. Улицкой представляет собой целостную систему, которая выстраивается на стыке реализма и постмодернизма, соотносясь и с другими течениями в современной литературе (неореализмом, неосентиментализмом ). И именно благодаря сочетанию всех этих качеств, благодаря тому, что в творчестве Улицкой удачно соединяются модернистские и классические традиции, её романы и рассказы привлекают читателей и критиков. Однако, несмотря на богатую тематическую насыщенность, стилистическое своеобразие и философскую глубину произведения писательницы ещё недостаточно изучены. Это объясняется отчасти тем, что Улицкая — наша современница, и её произведения требуют хотя бы небольшой временной дистанции для достойного осмысления. Цель данной работы — проанализировать образ времени в романе Л. Улицкой «Зелёный шатёр» (2011), его составляющие (восприятие автором и героями исторического времени, хронотоп и композиционное расположение частей романа). Для достижения этой цели нам необходимо решить целый ряд более частных проблем: - проанализировать основные тенденции творчества Л. Улицкой; - рассмотреть роль писательницы в современном литературном процессе; - охарактеризовать категорию времени («образ времени») как одну из составляющих художественно картины мира в литературном произведении; - проследить, как Л. Улицкая реализует категорию времени в своих более ранних романах и циклах рассказов, предшествующих роману «Зелёный шатёр»; - проанализировать образ времени в романе «Зелёный шатёр» с различных точек зрения: - время историческое (когда происходит действие романа, приметы времени и реалии действительности в романе); - время художественное (расположение композиционных частей романа, авторский замысел при создании мозаичной картины). Объектом нашего исследования в данной работе являются способы передачи временных категорий в тексте, которые формируют общую «временную» картину мира, такой «образ времени», каким его представляет себе писательница и который участвует в реализации общего замысла романа. В качестве конкретного предмета исследования мы выбрали текст романа Людмилы Улицкой «Зелёный шатёр», в котором обыгрывание категории времени (временная дискретность, прерывистость) является одним из важнейших средств художественного воздействия на читателя. Актуальность и новизна данной работы заключаются в том, что при помощи подобного анализа могут быть выявлены как основные закономерности реализации категории времени в романах Улицкой, в её творчестве в целом, а также — в русской литературе последних лет. Категория времени — одна из основополагающих в структуре художественного текста, и, поняв её, мы сможем понять и оценить многие скрытые подтексты как произведений Улицкой, так и современной литературы в целом. Структура работы . Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Во введении приводятся цели и задачи работы, обосновываются её актуальность и новизна. Первая глава посвящена анализу основных тенденций творчества Улицкой, а также рассмотрению теоретических вопросов реализации категории времени в художественном произведении. Вторая глава представляет собой непосредственно анализ категории времени в романе Улицкой «Зелёный шатёр». В Заключении подводятся итоги исследования. Обзор литературы Некоторые вехи творческой биографии Впервые произведения Л. Улицкой были опубликованы в Париже в 1980-х годах, а уже затем и в России. Первые её рассказы, напечатанные в журнале «Огонек» в конце 1980 - начале 90 годов (самой заметной была публикация рассказа « Бронька » в журнале «Огонёк» за 1989 год), вошли позднее в цикл рассказов «Бедные родственники» (1993). Но известность и популярность принесли Л.Улицкой повесть «Сонечка», вышедшая в свет в 1992 году и опубликованная в журнале «Новый мир» (1992, № 7), за которую в 1993 она была номинирована на премию Буккера, и роман «Медея и ее дети» (1996). Именно после них к писательнице пришел настоящий успех, они принесли автору номинации на Букеровскую премию. «Сонечка» в 1993 году была также награждена премией Медичи за лучший перевод, а в 1999 году – итальянской премией имени Джузеппе Ацерби . Но прежде всего имя Улицкой связывается с романом «Казус Кукоцкого », который в 2001 году получил одну из престижнейших премий в области литературы – Smirnoff - Букер . Что же является причиной подобного успеха писательницы? Одна из исследовательниц прозы Улицкой Е. И. Колесникова пишет о её писательской манере следующее: «В своих эстетических пристрастиях всегда отличалась всегда отличалась идеологической неангажированностью и отсутствием навязчивой моралистики . Среди её литературных ориентиров называют Набокова, Цветаеву, Платонова, Бунина. Литературная деятельность началась с печатания в «толстых» журналах. <…> Мысль семейная, прозвучавшая в период бурных политических страстей и публицистического накала в литературе, стала откровением» [ Колесникова, 2005; 542 ] . Жанр произведений Улицкой чаще всего характеризуется как «семейный роман», «семейный эпос». Е. Рыбакова отмечает «эпический размах прозу Улицкой, не знающей, подобно гомеровским поэмам, персонажей главных и второстепенных, деталей существенных и декоративных…» Рыбакова, 2002 ] . Су дьбы семей показаны на фоне исторических событий, происходящих в стране; чаще всего историческим фоном и основой сюжета служит эпоха сталинизма: «Казус Кукоцкого » (2001) продолжает традицию семейного эпоса <…> Сюжетное время романа, как и в большинстве других произведений Улицкой, отнесен о к началу 1950-х годов, времени, на которое пришлось детство автора. Приметы заката эпохи сталинизма проступают и в мелких бытовых подробностях, и в описании общественной деятельности главного героя…» [ Колесникова, 2005; 543 ] . Е. И. Колесникова особо подчёркивает важность индивидуальных судеб героев в романах Улицкой, однако раскрываются эти судьбы всегда на фоне исторических событий — поэтому приметы времени, мотивы движения времени, мотивы во споминаний составляют основу её романов: «Вся проза Улицкой представляет единую картину мира. Здесь размыты границы между окраиной и центром, между психическим отклонением и нормой, молодостью и старостью, уродством и красотой. Жизнь большого государства интересна лишь в той мере, в какой она влияет на частную жизнь отдельного человека. Время в этом мире упразднено, несмотря на то, что хронологические рамки всегда обозначены, но оно как бы съедается текучестью человеческой жизни, переливающейся из одного героя в другого» [ Колесникова, 2005; 544 ] . То есть время у Улицкой — это и есть само течение человеческой жизни, каждой конкретной жизни, из которых и состоит несколько абстрактное понятие «народ». Мотивы движения времени, «образ времени» — не просто фон, но основа её творчества. Основные направления исследования творчества Улицкой в современном литературоведении Проза Улицкой впервые привлекла внимание критиков в 1990-х годах ХХ века. С этого времени и до наших дней её творчество остается объектом активного обсуждения и широкого анализа в статьях, Интернете и на научных конференциях. Современные исследования творчества писательницы в основном ограничиваются статьями в газетах и журналах. Однако в последнее время о творчестве и вкладе Улицкой в современный литературный процесс, пусть на уровне обзора всего творчества автора, начали размышлять и авторы учебных пособий: Г. Нефагина («Русская литература конца ХХ века»), Н. Лейдерман и М. Липовецкий («Современная русская литература: 1950-1990-е годы»), С. Тимина и В. Альфонсов («Русская литература ХХ века. Школы, направления, методы творческой работы»). В последнее десятилетие изучению различных аспектов творчества Улицкой посвящены диссертационные исследования А. Ермаковой, Ю. Жидковой, О. Крижовецкой , Г. Пушкаря, К. Щукиной. Тематика исследований произведений Улицкой охватывает широкий круг проблем и вопросов: рассматривается внутренний мир героев (М. Карапетян, В. Юзбашев и др.); анализируется хронотоп романа «Казус Кукоцкого » (Г. Ермошина , И. Некрасов, В. Скворцов); жанровое своеобразие романов «Казус Кукоцкого » (Н. Вакурова , Л. Московкин), и «Даниель Штайн — переводчик» (С. Беляков, М. Горелик, Ю. Малецкий , И. Роднянская ); анализируется смысл заглавий романов Л. Улицкой (Н. Лейдерман и М. Ли повецкий ) [ Егорова, 2007; 14 ] . Среди более объективных научных разборов произведений Л.Улицкой выделяются работы С. И.Тиминой, В . Л.Скворцова и А. И.Скворцовой, Е. Щегловой. С.Тимина проанализировала роман « Медея и её дети», использовав мифопоэтический подход. Исследовательница отнесла Л.Улицкую «к разряду таких писателей , которые даже в страшные времена не боятся поместить смятенную и попираемую, но всё же бесконечно сильную человеческую душу в це нтр созидаемого ими мироздания» [ Тимина, 1998 ] . В статье В.Я.Скворцова и А.И.Скворцовой рассматривается тема жертвенной любви и своеобразного восприятия мира у героев в повести «Весёлые похороны» [ Скворцов, Скворцова, 2000; 105 ] . Е.Щеглова сделала акцент на идейно-содержательном план е крупных произведений Л.Улицкой, рассматривая их в контексте современного литературного процесса, и пришла к выводу, что главное достоинство творчества писательницы заключается в авторском отношении к своему герою , в спокойной повествовательной манере. Критик справедливо замечает, что «Л. Улицкая подкупала и подкупает не просто интересом к человеческой личности, а состраданием к ней — вовсе делом в нынешней литературе нечастым» [ Щеглова, 2003; 183 - 188 ] . Наиболее разносторонний анализ творчества Улицкой даётся в диссертации Егоровой Н. «Проза Улицкой 1980 – 2000-х годов: проблематика и поэтика», которая на данный момент остается одним из самых глубоких исследований её творчества. Средства создания образов и характеров в рассказах Улицкой рассмотрены в диссертации Сунь Чао . Таким образом, очевидно, что произведения Улицкой на сегодняшний день популярны и востребованы — они получают различные престижные награды и премии, по ним снимают художественные фильмы, ставят пьесы в театрах, эти же произведения вызывают интерес и полемику у исследователей. Вопрос о творческом методе писательницы Вместе с тем, следует отметить, что перечисленные выше исследовательские работы оставляют открытым и нерешенным целый ряд концептуальных вопросов, касающихся творчества писательницы. Именно этот вопрос — о принадлежности писательницы к тому или иному литературному направлению — дискутируется многими исследователями её творчества. Данный вопрос актуален для современного состояния литературного процесса, который как никогда ранее отличается «разнообразием художественных тенденций, методов творчества, эстетическим разбросом» [Русская литература, 2002; 238]. Сегодня относительно творческого метода писательницы и её места в литературном процессе существует множество противоречивых мнений. Объясняется это как богатством палитры самой писательницы, так и разнообразием направлений, школ и течений, существующих в современной русской литературе. Чаще всего на современном этапе развития литературы выделяются такие направления, как - постмодернизм. Как отмечает в своей работе Т. А. Скокова, «Эстетическая сущность постмодернизма, его генезис, влияние на современный литературный процесс, принадлежность тех или иных писателей постмодернизму являются одними из самых сложных вопросов в современном литературоведении. Не существует единого мнения относительно того, что считать постмодернизмом: художественный метод, стиль или вообще эпоху» [ Скокова, 2010; 14 ] . Большинством исследователей постмодернизм рассматривается как основное направление развития литературы в последние годы. Основные признаки постмодернизма таковы: мотивы энтропии, усталости, эсхатологические настроения; эклектичность, смешение языков, увеличение интереса к безобразному, снятие табу, отсутствие запретных слов и тем. Также признаками литературы постмодернизма считаются безоценочность как авторская позиция; дестабилизация классической системы ценностей, синтетизм жанров, отказ от всеохватывающего мировоззрения. Кроме того, постмодернизму свойственны нтертекстуальность , цитатность , пародийность и преимущественная ироническая настроенность постмодернистских текстов. Литература рассматривается как цель, а не средс тво для достижения других целей [ Богданова, 2001 ] . В русской литературе конца XX века, как пишет Т. А. Скокова, получившей полную свободу в выборе темы, проблемы, героя , абсолютную стилистическую вседозволенность и отсутствие нравственных рамок, не могли не отразиться особенности постмодернизма. Однако совершенно иные исторические условия, особенности русского менталитета определили национальную специфику и самобытность постмодернизма в России. Это проявилось в стремлении писателей говорить на запретные ранее темы (политические репрессии, лагерная тема и пр.), создании массы произведений новых жанровых форм; кроме того, в этот период писателями начали активно использоваться приемы постмодернизма ( абсурдизация действительности, шизофренический дискурс , восприятие мира как хаоса, изображение жизни людей социального «низа» — никчемных, жалких, бессмысленно и бездумно прожигающих свою жизнь) [ Скокова, 2010 ] . - неореализм как попытка вернуться к традициям классической русской литературы, обновить поэтику в реалистическом стиле; - массовая литература как одно из явлений многомерной культуры. Различные исследователи относят прозу Улицкой к самым разным литературным школам, мотивируя свои оценки также самыми различными наблюдениями. Например, исследовательница О. Рыжова относит прозу Улицкой к массовой литературе, лишая ее принадлежности к элитарной, высокой литературе [ Рыжова, 2004; 11 ] . Объясняется это тем, что в произведениях массовой литературы доминирует ориентация на вкусы современного массового читателя: бытовая сфера, интимные конфликты в отношениях мужчин и женщин, семейные конфликты, и именно эти мотивы и темы исследовательница находит в романах Улицкой. Однако традиционная для массовой литературы тематика и проблематика приобретают в прозе Л. Улицкой общечеловеческий масштаб и глубинные смыслы, и другой исследователь современной литературы Л. Пирогов называет Л. Улицкую «европейской писательницей» [Пирогов, 2006; 227]. М. Кучерская, напротив, называет творчество Улицкой серьезной, «камерной» литературой, предназначе нной для узкого круга читателей [ Кучерская, 2005; 1 - 13 ] . Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий располагает прозу Улицкой на периферии новой реалистической традиции — на стыке сентиментализма и натурализма: «…в 1990-е годы появился целый ряд произведений, близких традиции классического реализма <…> Но что такое реализм в XX веке? <….> реализм приобретает значение самого популярного, самого лёгкого для восприятия «коммуникационного кода» (ф отографического и «киношного»)» [ Лейдерман , Липовецкий , 2008; 522 - 523 ] . На первый взгляд романы Улицкой именно таковы — но лишь на первый взгляд, потому что не видеть за «фотографичностью» и « киношностью » её романов иного содержания — значит просто не понимать их; кроме того, простота «коммуникационного кода» не всегда означает примитивность содержания — и наоборот, сложные словесные посмодернистские построения не всегда отличаются глубинными смыслами. Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий приводят ещё один термин, способный охарактеризовать прозу Улицкой — « неосентиментализм » или «сент иментальный натурализм» и харак т е ризуют это направление следующим образом: «Сентиментальный натурализм» оплакивает человеческие судьбы, погребённые умирающей эпохой, он — эпилог этой эпохи и одновременно очистительный обряд <…> Переходный, неустойчивый характер этой тенденции связан с тем, что, заново открывая «маленького человека», эта литература окружает его состраданием и жалостью, но сам герой сентиментального натурализма ещё не готов к самосознанию, он целиком замкнут в эмоц ионально-физиологической сфере» [ Лейдерман , Липовецкий , 2008; 565 ] . Однако, по мнению исследователей, Улицкой удалось органично совместить традиционную канву семейного романа с взаимоотношениями поколений, любовными драмами и трагедиями, и оптику, выработанную в рамках женской прозы с её физиологической экспрессией, когда женское тело становится унив ерсальной философской метафорой [ Лейдерман , Липовецкий , 2008; 5 30 - 531]. Немаловажным является и замечание исследователей о том, что «в произведениях «нового сентиментализма» актуализируется память культурных архетипов, наполненных высоким духовным смыслом…» [ Лейдерман , Липовецкий , 2008; 5 66]. На наш взгляд, именно это ут верждение имеет прямое отношение к прозе Улицкой (в частности, к роману «Медея и её дети»). К такому же мнению приходит и другой исследователь — М. Золотоносов [ Золотоносов , 2004] . По мнению Г. Нефагиной , творчество Улицкой относится к «новой прозе» (или неоклассической литературе), которая совмещает в себе эстетику постмодернизма и постреализма и одновременно находится на стыке реалистической и постмодернистской традиций: «В традиционной» прозе процесс творчества выступает прежде всего как процесс смыслосозидания , — пишет Г. Нефагина . — Современная реалистическая проза не даёт единой картины мира, в ней доминирует вариативность мировидений , что отражается в стилевом многообразии. Неоклассическая литература экстравертна , обращена на традиции русской культуры. <…> В традиционно реалистическую поэтику проникают элементы других типов творчества (например, романтизма, сентиментализма)… продуктивным моментом в обогащении реалистической парадигмы является диффузия в «традиционную прозу» некоторых стилеобразующих элементов других направлений. Это не синтез, но расширение стилевого спектра «традиционной прозы». Так, характерное для психологического типа неоклассической прозы внимание к мотивации поступков и внешних проявлений чувств внутренним состоянием героя может перерастать в повышенный культ чувства, приобретать черты сентиментализма. Сентиментальным повестям свойственны такие черты, как нравственный максимализм, вера, духовность. Их герой — личность, открытая миру, живущая чувством больше, чем рассудком. По форме произведения сентиментального реализма чаще всего представляют собой записки, истории из прошлого, воспоминания юности. <…> Реконструкция прошлого из современности пронизана ностальгическими мотивами, рождёнными необратимостью времени. Герой в сентиментальном реализме существует в двух мирах-пространствах. Один — современный его физическому бытию — даёт импульс для обращения к истокам сегодняшнего положения. <…> Переживаемый мир прошлого оказывается в сентиментально-реалистической прозе более существенным и важным, чем мир, в котором человек пребывает» [ Нефагина , 2003; 93 - 94 ] . Для нас в нашем исследовании здесь прежде всего интересен тот факт, что Г. Нефагина говорит о важности временных, исторических категорий в прозе «неореализма», о возвращении не только к традициям русской классической литературы (что мы также наблюдаем в романах Улицкой), но и о важности мотивов воспоминаний, мотивов прошлого для героев её романов и для самой писательницы. От «традиционной» прозы в сентиментально-реалистических произведениях сохраняется строгая временная организация событий, пишет Г. Нефагина , которые следуют одно за другим. Но время объективного повествования совмещается с психологическим временем субъекта в прошлом, устанавливается временная ретроспектива, где главную роль играют не столько события , сколько их переживание героем [ Нефагина , 2003; 100 ] . Среди исследователей прозы Улицкой есть также и такие, кто относит прозу Улицкой к постмодернистской (О. Дарк и Е. Ишкина ). И эта точка зрения также имеет под собой основание. Одной из главных особенностей постмодернизма является его « всеядность » (термин О. Богдановой [Богданова, 2001 ] ), то есть толерантное отношение ко всем художественным методам, направлениям, темам и пр. Именно эта черта позволяет постмодернисту в одном произведении совмещать элементы массовой и элитарной литературы. Приемы постмодернизма активно используются писателем , плодотворно взаимодействуя с реалистическим методом отражения действительности. Таким образом, можно прийти к выводу о том, что индивидуальный художественный метод Улицкой сочетает в себе элементы целого ряда методов и направлений. Т. А. Скокова подчёркивает, что «обращение Улицкой к классикам на страницах своих произведений позволяет ей показать причастность к традиции и вступить в своеобразный диалог с предшественниками. Постмодернистская поэтика проникла в плоть и ткань реалистических произведений Улицкой как некая дань времени и эпохе конца XX века» [ Скокова, 2010 ] . Однако, как пишет в своей диссертационной работе Сунь Чао , «противоречивость частных суждений практически всех, кто когда-либо писал о Л.Улицкой, сопровождалась единством мнений в оценке всего её творче ства как явления неординарного» [ Сунь Чао , 2006; 3 ] . На наш взгляд, Л. Улицкая является писателем «двойной» или даже «множественной кодировки». Невозможно однозначно причислить её только к одному из существующих в литературе направлений. Как пишет в своей диссертации Н. А. Егорова, «творчество Л. Улицкой представляет собой целостную систему, которая выстраивается на стыке ре а лизма и постмодернизма. В ее произведениях сильна классическая повествовательная традиция (тр а диция реализма), «вбирающая» приемы, характерные для постмодернистской эстетики ( интертекстуальность , гротеск, ир о ния)» [Егорова, 2007; 5 ] . К подобному же выводу приходит в своей диссертационной работе и Т. А. Скокова: «Проза Людмилы Улицкой наследует традиции русской классической литературы, одновременно оставаясь в пространстве постмодернистской эстетики. В большинстве своих произведений <…> Улицкая изящно соединяет традиции русской классики и постмодернистскую эстетику. Именно это переплетение уже знакомого и еще нового демонстрирует двойную направленность ее творчества на реалистическое отражение действительности с постмодернистскими приемами. Романы Людмилы Улицкой « Медея и ее дети », « Казус Кукоцкого », «Даниель Штайн — переводчик» и сборник рассказов « Люди нашего царя » демонстрируют органичный сплав реалистического метода и постмодернистского стиля. Приемы постмодернизма: интертекстуальность , шизофренический дискурс , жанровая диффузия — используются автором, образуя новый слой каждого произведения» [ Скокова, 2010 ] . Что касается жа нрового определения произведений Улицкой, то, по мнению Н. А. Егоровой, романы Л.Улицкой «Медея и её дети», «Казус Кукоцкого » — явление «новой прозы». Автором создается «синтетическое» жанровое образование, вбирающее в себя признаки жанров семейной хр о ники, семейной саги, жития, притчи. Проза Л. Улицкой как целостная художественная система во с ходит к историческим, философским, литературным, мифологич е ским, библейским истокам. Рассказы, повести и романы Улицкой св я заны с произведен иями различных видов искусства — изобразительн о го и музыкального. « Интермедиальность » является устойчивой ос о бенностью поэтики ее прозы [ Егорова, 2007; 5 ] Прежде всего, её произведения интересны на сюжетно-персонажном уровне, столь привлекательном и захватывающем для массового, широкого круга читателей. С другой стороны, ее произведения нельзя назвать однодневной литературой, она требует особого художественно-эстетического восприятия. На это указывают, к примеру, названия произведений, которые неизменно отсылают нас к предшествующему культурному опыту, что позволяет их характеризовать как литературу «неоклассическую». Но, несомненно, в романах Улицкой есть и элементы постмодернисткой литературы — в частности, фрагментарность, мозаичность построения сюжета её романов, а также — цитатность , многочисленные литературные реминисценции. Вопрос о принадлежности творчества Улицкой к так называемой «женской прозе» В последние годы в литературоведении особую популярность получил так называемый гендерный вопрос, разграничивающий «мужское» и «женское» творчество. Существует огромное количество противоречивых мнений литературоведов, критиков и самих писателей о том, что такое «женская проза» и есть ли она вообще. Множество исследователей, таких как Т. Ровенская, Т. Мелешко, Е. Трофимова, Н. М. Габриэлян , Б. Сатклифф , М. Рюткенен , С. Колосов, С. Василенко, И. Жеребкина , М. В. Рабжаева , И. Савкина и другие, обращаются к этой волнующей многих и весьма актуальной на сегодняшний день проблеме. Из всех вопросов, затрагиваемых авторами, мы можем выделить три основных: - какие произведения можно назвать «женской прозой»? - необходим ли подобный термин в литературоведении? - каковы отличительные признаки женской литературы? На все эти вопросы каждый из исследователей отвечает по-разному. Единственное, на чём все они сходятся, так это на том, что женская проза всё же имеет место быть в литературном процессе нашего времени и её начало можно проследить в 80-х годах двадцатого столетия. Прежде всего, приведем высказанное Ниной Михайловной Габриэлян утверждение о том, что под «женской» прозой следует подразумевать «прозу, написанную женщинами» [ Габриэлян , 1996; 31]. На первый взгляд, это не требует пояснений, однако подобное толкование необходимо для установления наибольшей ясности в столь спорной теме. Исследовательница пишет: «Надо сказать, что уже сама постановка вопроса — женское творчество — нередко вызывает возражения. Как со стороны поклонников искусства, так и со стороны определенной части самих писателей (писательниц). Возражения эти, если говорить вкратце, сводятся к тому, что не существует творчества мужского и женского, а просто есть талантливые и неталантливые произведения. Думаю, что в этих возражениях; безусловно, содержится какая-то часть истины. <…> Более того, жесткое разделение литературы на «мужскую» и «женскую» таит в себе опасность вульгаризации. <…> Но ведь единство во множественности не есть упразднение множественности в пользу единства, ибо единство может существовать в форме множественности. По крайней мере, на обозримом для нас промежутке времени. И потому высказывание типа «нет прозы женской и мужской, а есть талантливая и неталантливая» (подозрительно смахивающее на утверждение типа «нет предметов черных и белых, а есть квадратные и круглые»), скорее свидетельствует о предпочтении одной системы отсчета другой, скажем, о предпочтении системы вертикальной системе горизонтальной, нежели о том, что ввиду наличия вертикали горизонталь автоматически превращается в плод чьего-то больного воображения. Причина же субъективная кроется в тенденции к взаимной мифологизации » [ Габриэлян , 1996; 106]. Следует обратить внимание и на временные рамки — в какой исторический момент появляется это разделение на «мужскую» и «женскую» прозу. Если в литературной традиции предшествующих веков писатели женщины практически не отличались особым стилем, отличным от писателей мужчин и сходным между собой, то в конце ХХ века ситуация изменилась. Появилось большое количество литературы, написанной женщинами, и в большинстве своем для женщин. Хотя, безусловно, были и писательницы с относительно «нейтральным» авторским стилем. Таким образом, мы видим, что женская проза — явление разноплановое, неоднородное и малоизученное. Проблема выделения категории «женской прозы» кроется не столько в литературно-жанровом, родовом определении, сколько в необходимости определения гендерного . Именно в этом, на наш взгляд заключается основная проблема исследования женской прозы. Наряду с этим можно выделить самую главную характерную особенность именно «женской» прозы — это отражение в ней женского опыта восприятия действительности. Именно в этом самое основное, самое яркое отличие женской прозы. Конечно, есть много писательниц, которые вполне четко вырисовывают и мужские характеры и судьбы, однако с наибольшей полнотой, красочностью и экспрессией перед читателями предстают именно героини. Кому как не женщине рассказать о таинственной и загадочной своей душе! Ещё один из признаков женской прозы, который выделяется целым рядом исследователей, это её агрессивность и натурализм. Действительно, многие герои произведений сталкиваются с агрессией и сами являются её источниками. По мнению американской исследовательницы Хелены Гощило , новаторство этой прозы состоит в том, что она разрушает традиционные для русской культуры идеальные представления о женской скромности, верности и жертвенности, выдвигая на первый план жизнь женского тела [ Goscilo , 1996 ] . По Басинскому , [ Басинский , 1991; 10] цель женской прозы — шокировать читателя. Мы, однако, не можем полностью согласиться с данным мнением, так как в произведениях прозы «неженской» также в достатке присутствует и натуралистичность и агрессивность, и приписывать эти определения исключительно прозе женской не справедливо. На наш взгляд, следует обратить внимание на статью Б. Сатклиффа «Критика о современной женской прозе», в которой автор совершенно объективно отмечает: «В месте с тем есть женская проза, в которой отсутствует «натурализм». <…> есть двойной стандарт у некоторых критиков по отношению к женской прозе: достойное творчество может быть «натуралистическим» или «агрессивным», а женская проза — не достойная? <…> Просто в мире женщин-авторов болезнь «духа» выявляется чаще всего через физиологию, иначе — пока дух живет в «замкнутом круге» быта, страдает физиология. Некоторые критики решили, что для описания такого страдания подходит термин «натурализм». Натурализм присутствует в женской прозе, пока условия натурализма присутствуют в жизни женщины», — пишет Сатклифф в своей статье «Критика о современной женской прозе» [ Сатклифф , 2000;117 - 132 ] . На « чернушный » характер «женской прозы» указывают и такие исследователи, как Н. Л. Лейдерман и М. Н. Липовецкий . «Важнейшей чертой этой прозы является то, что в ней « чернушный » хаос и повседневная война за выживание, как правило, разворачиваются вне особых социальных условий — напротив, «новая женская проза» обнажает кошмар внутри нормальной жизни: в любовных отношениях, в семей ном быту» [ Лейдерман , Липовецкий , 2008; 563 ] . Также, по мнению Басинского , женской прозе сопутствует некая «неуверенность». Опять же, согласимся с Б. Сатклиффом , который справедливо пр огнозирует, что по-настоящему ценные произведения пройдут испытание временем и войдут в историю, а вся «неуверенная» литература закономерно отойдет на второй план, а то и исчезнет вовсе. Таким образом, становится понятно, что произведения Людмилы Улицкой не являются однозначными «представителями» женской прозы. Безусловно, гендерный аспект присутствует в прозе писательницы, на это влияет и её профессиональное образование. Однако творчество Л. Улицкой не располагается однозначно в рамках женской прозы хотя бы потому, что оно отражает не только женский опыт восприятия окружающего мира. *** Подводя предварительные итоги, ещё раз подчеркнём наиболее важные для нашего исследования теоретические аспекты: 1. Творчество Улицкой затрагивает самый широкий круг тем и мотивов; её романы могут быть охарактеризованы и как романы семейные («Медея и её дети»), и как романы-воспитание («Искренне ваш Шурик»), и как хроники социальных и политических событий века («Даниэль Штайн — переводчик»). 2. Проза Улицкой — яркое и весьма характерное для переходного кризисного времени рубежа XX - XXI веков явление. Вобрав в себя высокие ценности классической русской литературы и используя постмодернистские приемы, она создала новую, во многом уникальную форму воплощения этих ценностей. То есть в творчестве Улицкой сочетаются черты поэтики реализма (неореализма), постмодернизма, черты «нового сентиментализма», и в то же время сюжеты её романов просты для восприятия, в чём можно усмотреть и сходство с литературой массовой. 3. Творчество Улицкой едва ли можно определить как «женскую прозу», так как главными героями в ней не всегда являются женщины и авторская позиция самой писательницы гораздо более объективна и широка, нежели просто показ «женской точки зрения на события». 4. Что касается художественного времени в романах Улицкой, то именно эта категория играет в романах Улицкой особую роль. Это касается и построения романа, его композиции (дискретность, отрывочность, «мозаичность»), и содержательной стороны (автора интересуют проблемы преемственности поколений, человеческие судьбы на фоне крупных исторических событий, ломающих эти судьбы). 5. Роман «Зелёный шатёр» — одновременно и продолжение этих традиций, сложившихся в более ранних романах Улицкой, и их дальнейшее развитие. Отметим также, что при всём обилии исследований, посвящённых творчеству Улицкой в целом и различным её романам в отдельности, целостного и комплексного исследования структуры времени в её романах пока сделано не было. Однако именно этот аспект её творчества представляется нам особенно важным и актуальным, так как и в самой структуре романов Улицкой, и в их содержательном аспекте категория времени играет важнейшую роль. Выявить особенности реализации такой важнейшей категории, как категория времени в романе Улицкой — цель данной работы, и именно в этом заключается её новизна и актуальность.

ВВЕДЕНИЕ
ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ РАБОТЫ
ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ
Некоторые вехи творческой биографии
Основные направления исследования творчества Улицкой в современном литературоведении
Вопрос о творческом методе писательницы
Вопрос о принадлежности творчества Улицкой к так называемой «женской прозе»
ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ ОБРАЗА ВРЕМЕНИ В РОМАНЕ УЛИЦКОЙ «ЗЕЛЁНЫЙ ШАТЁР»
1. 1 ОБРАЗ ВРЕМЕНИ В ТВОРЧЕСТВЕ УЛИЦКОЙ
1. 1. 1 Актуальность изучения истории
1. 1. 2 Авторская картина мира
1. 1 .3 Обращение к образу времени в других романах Л. Улицкой
1. 2 ФОРМЫ РЕАЛИЗАЦИИ ИСТОРИИ В ТВОРЧЕСТВЕ УЛИЦКОЙ (ИСТОРИЧЕСКИЕ СОБЫТИЙ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛИЦА)
1. 2. 1 Судьбы главных героев
1. 2. 2. Судьбы второстепенных героев
1. 2. 3 Истории жизни отдельных персонажей и семей в романе
ГЛАВА 2. СТРУКТУРА ВРЕМЕНИ В РОМАНЕ УЛИЦКОЙ
2. 1 ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ СОБЫТИЙ В РОМАНЕ
2. 2 ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ СОБЫТИЙ В РОМАНЕ
2. 3 ПРОБЛЕМЫ ДЕТСТВА И ВЗРОСЛЕНИЯ В РОМАНЕ
2. 4 ОСМЫСЛЕНИЕ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ПРИЛОЖЕНИЕ. ХРОНОЛОГИЯ И РАСПОЛОЖЕНИЕ ГЛАВ РОМАНА

Подводя итог нашего исследования, прежде всего подчеркнём, что образ времени в романе Л. Е. Улицкой «Зелёный шатёр» очень многообразен и многослоен. Во-первых, одна из его составляющих — это реальное историческое время, те события истории, о которых непосредственно говорится в романе, свидетелями и участниками которых являются герои романа. Некоторым героям романа выпадает на долю пережить и войну, и эвакуацию, хотя собственно повествование начинается с 1950-х годов. Смерть Сталина, хрущёвская оттепель, фестиваль молодёжи и студентов, диссидентское движение в Советском Союзе — сами по себе эти исторические события очень важны, они многое меняют в судьбах героев и страны в целом. И интерес к ним, как к мало или недостаточно изученным страницам истории до сих пор не угасает. В этом смысле роман может быть соотнесён с другими историческими романами в русской литературе, в частности, с романом Б. Пастернака «Доктор Живаго» или с романом Толстого «Вона и мир». В классическом историческом романе судьбы отдельных личностей рассматриваются на фоне событий, происходящих в стране. У Толстого историческим фоном является война 1812 года, у Пастернака — гражданская война и революция. У Улицкой — часть граждан, живущих в этом государстве (диссиденты) пытается противостоять самому государству. В этом особенность её восприятия исторических событий и концепции истории: герои буквально противостоят тому, частью чего они сами являются. В последнее время стало очень модным и даже традиционным обращаться к темам диссидентства, репрессий, разоблачать правительство и руководителей страны, создавая тем самым миф о диссидентах, пытавшихся этой власти противостоять. Однако Улицкая этот миф не только не поддерживает — она делает попытку разоблачить его или создать свою собственную концепцию — уже не на уровне политическом или социальном, но на уровне философском. Её занимает вопрос о возможности противостояния человека и государства вообще. Благополучное, спокойное, правовое государство — это миф, точно так же, как и благородное, честное, уверенное диссидентство. Писательница разоблачает этот миф — ведь диссиденты — это просто люди, сомневающиеся, страдающие, любящие. И никакие исторические события нельзя водить лишь противопоставлению чего-то однозначно позитивного и однозначно негативного. Исторический процесс и ход времени гораздо сложнее. Во-вторых, следует принимать во внимание и композиционное расположение частей и глав романа — не хронологическое, а, на первый взгляд, даже хаотическое. Но на наш взгляд эту композицию можно определить как «мозаичную» или «зеркальную». Общий контур сюжета, общее направление его развития задано в первых главах, где повествование ведётся ещё по хронологии, и в ключевой главе «Зелёный шатёр», где вкратце обрисовываются судьбы почти всех главных героев романа. В дальнейшем же каждая отдельная глава лишь дополняет, привносит ещё один штрих или оттенок в общую картину времени. А картина эта такова: нелегальные издания книг, самиздат, чтение этих запрещённых книг молодыми прогрессивными людьми, их жалкие, неуверенные попытки противостоять режиму, обыски, аресты, тюрьмы, эмиграция, разрушенная личная жизнь, болезни, смерти, самоубийства. Каждое из этих явлений действительности по несколько раз повторяется в романе — как вариации на одну и ту же тему, но с разными действующими лицами, и в разном ключе. Так, например, мотив эмиграции просматривается на примере судеб Марлена (брата Михи ), бывшей жены Короля Артура Лисы, которая уезжает в Финляндию, Ильи, Сани и — Михи , которому эмиграцию предлагали, но он предпочёл ей смерть. Илья и Ольга, а также мать Ольги Антонина Наумовна проходят через одну и ту же болезнь, только в разное время. Примеров можно приводить множество, так как это типичные приметы времени, изображаемого Улицкой. И эти приметы многократно, в разных вариациях повторяются в романе. И непоследовательное расположение глав уже не мешает восприятию картины времени в целом. Отдельные главы, как отдельные фрагменты мозаики, логично и последовательно укладываются в общую картину — и глупость большинства граждан страны, не понимающих, что в ней происходит («Бедный кролик»), и запустение деревни («Беглец») и т. д. Да и время само по себе хаотично и непредсказуемо. Кроме того, некоторые эпизоды, о которых рассказано в начале романа, но которые по хронологии должны следовать гораздо позже, уже в ином свете представляют другие, более ранние, события. Так, в 8-й главе «Зелёный шатёр» речь идёт об эмиграции Ильи. И читатель почти на протяжении всей книги знает этот факт: Илья уезжает в Америку, оставляя Ольгу и Костю. О предполагаемой эмиграции Михи речь идёт в самом конце романа, но по хронологии Михе предлагают эмигрировать гораздо раньше, чем это делает Илья. И Илья, и Саня уговаривают Миху решиться на этот шаг. Читателю уже известно, что Илья — уедет, и почти в такой же ситуации: то есть оставляя здесь жену и приёмного сына. Однако Миха не может сделать этого. И в этом свете поступок Ильи — его отъезд, уже после смерти Михи , точно также, как и отъезд Сани — выглядят уже совершенно иначе. Одно и то же событие в романе происходит по нескольку раз, с разными героями и в разное время, поэтому каждый эпизод не единичен, он удваивается и утраивается благодаря этой хронологической хаотичности. Сходные события отражают и по иному подсвечивают друг друга — и в этом смысле композиция может быть названа «зеркальной». Время под пером Улицкой пластично, изменчиво: оно то замедляет ход, позволяя пережить одно и то же событие несколько раз, то убыстряет. Замедление движения времени происходит тогда, когда особенно важные события в романе (чаще всего это уход героя из жизни) описываются несколько раз с точки зрения разных персонажей — и время как бы приостанавливается, а читатель получает возможность ещё и ещё раз переосмыслить прочитанное. При вынужденном «ускорении», когда события свершаются быстрее, чем это должно быть, герои лишаются целого периода своей жизни: дети в деревне — детства, поколение Виктора Юльевича — юности, многие герои-диссиденты не доживают до зрелости, исчерпав весь запас душевных сил в молодости ( Миха ). «Пластичность» времени характеризуется также и тем, что ход времени или разница в возрасте героев также не становятся помехой для любых человеческих отношений — любви, привязанности. Не случайно Виктор Юльевич женится на сверстнице своих учеников, на их однокласснице, что некоторым образом уравнивает учителя и учеников. И не случайно Миха и Анна Александровна, «разминувшиеся во времени» для любви между мужчиной и женщиной, так привязаны друг другу в душевном, духовном плане. Третий «временной» смысловой пласт в романе — это история не страны в целом, но каждой отдельно взятой семьи, рода, каждого персонажа. Ведь именно из этих судеб складывается судьба и история страны. Человек формируется в своей семье, наследует её традиции, привычки — и таким образом его прошлое во многом определяет его настоящее и, возможно, будущее. Связь и историей рода или отречение от неё во имя неких «высших интересов» влияют на судьбу человека. Костя, сын Ольги, очень жалеет о том, что не знал истории жизни своего предка, владыки Никодима — ведь обернись всё иначе, и жизнь могла бы сложиться иначе. Может быть, не лучше, но — иначе. И точно так же, как история определяет настоящее и будущее, также и детство человека определяет во многом и всю его дальнейшую жизнь. Поэтому в романе столько внимания уделено феноменам детства, взросления, поиску обряда «инициации», перехода ребёнка во взрослую жизнь. Но в том периоде, о котором идёт речь в романе, подобного обряда не существовало — дети становились взрослыми из-за потрясений, пережитых ими во время войны, из-за того, что им слишком рано приходилось начинать работать, из-за потерь близких. Улицкая прослеживает этот процесс взросления своих героев — Ильи, для которого переходным моментом от детства к юности стал, вероятно, день похорон Сталина, Михи , для которого рубежным событием явилась смерть Анны Александровны, и Сани, который так и не смог стать по-настоящему взрослым, то есть — способным принимать решения, жить без чьей-то опеки. Герои и сама автор также пытаются осмысливать и оценивать как историю, так и происходящие с ними события, выстраивая исторические параллели. Героизма и подлости хватало во все времена, поэтому в параллель к декабристам в истории появляются диссиденты, ну а в параллель к следившему за декабристами и Пушкиным Бибикову — следящий за Ильёй Чибиков . История может представляться героям романа более привлекательной, может быть, более нравственной — хотя ученики оценивают её скорее эмоционально, чем рационально. А сам учитель — хотя и пытается учить их на великих примерах из истории и из литературы, всё же не может изменить происходящего с ними настоящего — не всегда столь искреннего, правдивого, а скорее — лживого, страшного. Каждому поколению выпадает своя доля испытаний, и Виктору Юльевичу выпало пройти через войну, а поколению диссидентов — через тюрьмы, эмиграцию, но самое страшное — через ситуацию нравственного выбора. Таким образом, роман Улицкой действительно многомерен, и время в нём — одни из центральных и определяющих образов: время историческое и время художественное накладываются друг на друга, отображают и взаимообогащают друг друга. А истории отдельных семей, истории отдельных персонажей, переходящих от детства к взрослению, делают этот образ ещё более насыщенным эмоционально и содержательно. Улицкая использует мозаичную, несколько хаотичную композицию, чтобы показать хаотичность и непредсказуемость времени, современности, истории, где каждое событие оценивается и осмысляется в связи со всем тем, что ему предшествовало и что за ним последовало. И читатель, в середине романа уже не просто предугадывающий судьбы героев, а знающий, что случится с ними, получает возможность оценивать происходящее более объективно, в свете прошло и будущего.

1.Басинский П. Позабывшие добро?: Заметки на полях «новой женской прозы» // Литературная газета. 20 фев. 1991. №7
2.Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 121 – 291
3.Богданова О. В. Современный литературный процесс. СПб.: Издательство СПБГУ, 2001. 256 с.
4.Вовк С. «Зелёный шатёр» может стать последним романом Улицкой // Риа-новости 09.02.2011 http://ria.ru/culture/20110209/332134299.html
5.Габриэлян Н. М. Ева это значит «жизнь» // Вопросы литературы, 1996, №4
6.Егорова Н. Проза Улицкой 1980 – 2000-х годов: проблематика и поэтика. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Астрахань, 2007
7.Жидков В.С., Соколов К. Б. Искусство и картина мира. – СПб.: Алетейя, 2003. – 464 с.
8.Золотоносов М. Мужчина ее мечты // Московские новости. 2004. 13 февраля
9.Картина мира // Философский словарь. М., 1991
10.Колесникова Е. И. Улицкая // Русская литература XX века. Словарь. Т. 3. М.: Олма-Пресс Инвест, 2005. С. 541 – 544
11.Кумбашева Ю. А. Романы Л. Улицкой: традиции и новации. К проблеме преподавания современной литературы // Материалы международной конференции «Международное сотрудничество в образовании и науке». (Санкт-Петербург, 21 – 25 июня 2006 г.) СПб:, 2006 С. 365-369
12.Кучерская, Н. Роман меня напишет (встреча с Л. Улицкой) / Н. Куческая // Российская газета. -2005. - 6 апреля (№69). - С. 1, 13.
13.Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Русская литература XX века. Т. 2., М.: Издательский центр «Академия», 2008. 685 с.
14.Лихачёв Д. С. Внутренний мир художественного произведения // / Вопросы литературы, № 8, 1968. – С. 74-87
15.Мущенко Е. Г. Улицкая Л. // Русская литература XX века. Воронеж, 1999
16.Нефагина Г. Л. Русская проза конца XX века. М.: Флинта-Наука, 2003. 320 с.
17.Роднянская И. Б. Художественное время и художественное пространство // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. С. 1174
18.Рыбакова Е. Путешествие в сторону света. Коммунальный мир Л. Улицкой // Столичные новости. 9 – 25 июня 2002, № 25
19.Рыжова О. Коитус Кукоцкого, или самая интеллигентная домохозяйка // Литературная газета. - 2004. - № 37
20.Сатклифф Б. Критика о современной женской прозе // Филологические науки. 2000. №3. С. 117-132
21.Светова З. Не было победителей у времени // The New Times http://newtimes.ru/articles/detail/32107
22.Скворцов В.Я., Скворцова Л.И. Самобытие человека в повести Людмилы Улицкой «Весёлые похороны» // Вестник ВолГУ. Серия 2: Филология. Журналистика. Волгоград, 2000. №5. С. 105-112
23.Скокова Т. А. Проза Людмилы Улицкой в контексте русского постмодернизма. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. М., 2010
24.Сунь Чао. Средства создания характера в рассказах Л. Улицкой. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. М., 2006
25.Тимина С. Медея XX века: полемика, традиция, миф // Санкт-Петербургский университет. 29 июн. 1998. №16-1
26.Улицкая Л. Е. Зелёный шатёр. М.: Эксмо, 2011. 591 с.
27.Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа. 2002. 438с.
28.Чалмаев В. А. русская проза 1980 – 2000. На перекрёстке мнений и споров // Литература в школе. 2002, № 4. С. 18 – 23
29.Шигарёва Ю. Принцип Улицкой: без трупов и уныния // Аргументы и факты. 2003, № 10.
30.Щеглова Е. О спокойном достоинстве и не только о нём: Людмила Улицкая и её мир // Нева. 2003. №7. С. 183-188
31.Goscilo Helena. Dehexing Sex: Russian Womanhood During and after Glasnost. – Ann Arbor, 1996.
32.Lyotard J. – F. Answering the question ‘What is postmodernism?’ // Postmodernism. Critical Concepts / ed. By Victor E. Taylor and Charles E. Winquist. – Foundational Essays. L.; N. Y., 1998.- Vol. 1.
33.Redfield R. The Little Community. Viewpoints for the Study of a Human Whole. Uppsala and Stockholm: Almovist and Wiksells, 1955